На этот раз нас разбудил будильник на телефоне товарища. Наскоро одевшись, оставили рюкзаки в квартире и вышли на лестничную клетку.

– Порез, дверь-то закрой, а то хулиганьё местное снарягу потырит, – с усмешкой произнёс я.

– Ничего, ничего, полицаев вызовем, – в тон мне ответил напарник.

Первым делом мы отправились на крышу, оттуда должен был открыться хороший вид на город. Также не мешало осмотреть окрестности с такого удобного наблюдательного пункта. Покинули квартиру, тихонько притворили за собой дверь, вышли на лестницу и стали подниматься наверх.

Седьмой этаж, восьмой, девятый. Подъём давался нелегко. Во-первых, давал о себе знать больной мизинец. Во-вторых, продвижение осложнялось всевозможным мусором: битым стеклом, шкафами, горами полусгнивших книг, какими-то тряпками. Признаться, я терялся в догадках: кому понадобилось вытаскивать всё это на лестницу? Мародёрам? Тогда зачем они оставили свой хабар на лестнице? Бывшим жильцам? Вполне вероятно. В нескольких квартирах нам попались диваны и кресла, порезанные ножом, чтобы мародёрам не достались. Так или иначе, вне зависимости от того, кто учинил этот кавардак, нам понадобилось целых десять минут, чтобы пробраться на крышу, не подняв шума.

Я поднялся по лесенке, которая вела с технического этажа на крышу, но вылезать не спешил. Сначала стоило осмотреться и прислушаться. Не обнаружив признаков опасности, выбрался наверх, однако не поднялся во весь рост, а присел возле оголовка вентиляционной трубы. Некоторые личности считают, будто, если они взобрались на высокую точку и видят всю прилегающую местность, то они находятся в безопасности. Отчасти это верно, но ведь и самих наблюдателей отлично видно с земли. Попадаться на такой мелочи было для нас непозволительной роскошью.

Удобно устроившись, я перевёл взгляд направо и увидел громаду ЧАЭС.

Зрелище было потрясающим. Даже издалека станция поражала своими масштабами. Казалось, будто это не электростанция, а целый город с огромным зданием в центре. И мне жутко захотелось снова очутиться рядом с ней, как сегодня ночью. Но, увы! Особенность человеческой натуры сыграла со мной злую шутку. Когда имелась возможность рассмотреть всё вблизи, я пренебрёг её.

Насмотревшись на ЧАЭС, мы спустились вниз, и направились к зданию средней школы №1. Ещё из окон «двушки», где мы расположились на днёвку, было видно в каком удручающем состоянии по сравнению с другими припятскими зданиями находилась школа. Половина стёкол выбита, облицовка осыпалась, краска стала похожей на облезающую кожу и свисала лохмотьями. Небольшая часть здания вообще обрушилась.

Аккуратно переступая, чтобы создавать как можно меньше шума, мы приблизились к окнам двухэтажной части здания. Проникнув через окно, осмотрелись – вздутый, отвердевший линолеум, ржавые остатки какой-то мебели. Пройдя в четырехэтажную часть, сразу зашли в один из кабинетов.

Внутри нас также ожидало жалкое зрелище: сгнившие парты, слой мусора в классах доходил до щиколотки, повсюду лежалее разбухшие и гниющие от влаги учебники, тетради и всяческие учебные пособия. Очень удивила сохранность портретов писателей в классе литературы.

На первом этаже перехода, соединявшего оба крыла школы, мы нашли ящики с детскими противогазами. Противогазы были разбросаны по всему коридору.

– Хм, гэошный хабарчик, – с улыбкой протянул я.

– Ага, кстати это инсталляция, – сказал напарник.

– В смысле?

– В прямом. Говорят, некий «талантливый» фотограф распотрошил эти ящики и разбросал противогазы, после чего провёл небольшую фотосессию. Да ты, наверное, сам видел фотки с этими противогазами.

– Да, действительно, что-то такое припоминаю.

– Фото отсюда делает практически каждый, кто посещает Припять, – продолжал Порез, – уж больно трагическая картина вырисовывается, так как противогазы детские. И у многих выстраиваются ассоциации с печальной судьбой юных жителей Припяти. Ну что, вроде всё осмотрели, пошли дальше?

– Пошли, – согласился я.

Далее мы направились во дворы домов по улице Курчатова в сторону проспекта Ленина.

Деревья настолько разрослись, что даже будучи без листвы, плотно закрывали фасады домов, а дороги стали похожи на лесные тропинки.

Под многолетним слоем опавших листьев едва угадывался асфальт. Тут и там лежали разные предметы быта, по-видимому, оставленные мародёрами или сброшенные с балконов бывшими хозяевами, которые не желали оставлять добро тем же мародёрам. Нам попадались шкафы, серванты, остовы телевизоров, кухонная утварь и даже лыжи.

Мы дошли до углового дома, вошли в один из подъездов и стали подниматься вверх.

Смотрели фильм Тарковского «Сталкер»? Помните такой эпизод?

«СТАЛКЕР: «Очень неплохо мы идем. Скоро будет «сухой тоннель», а там уж легче.»

Сталкер и Писатель оглядываются. Перед ними – выход из тоннеля, потоки воды, с грохотом падающие с плотины. Сталкер и Писатель останавливаются.

СТАЛКЕР. Ну вот и «сухой» тоннель!

ПИСАТЕЛЬ. Ничего себе сухой!»

Практически все помещения, куда попадали главные герои , были подтоплены, отовсюду струились ручейки, да и сам фильм будто снят на фоне осенней мелкой мороси.

Так вот, когда мы вошли в здание, сразу вспомнилась картина «всеобщей влажности». В школе, разумеется, тоже было не очень-то сухо. Этот дом, в отличие от школы, выглядел снаружи гораздо лучше. И всё равно, на каждой лестничной клетке были лужи, с потолка струились сотни ручейков, отовсюду доносились журчащие, булькающие и капающие звуки.

– Блин, прямо как у Тарковского, – заметил Порез.

– У дураков мысли схожие, – ухмыльнулся я.

– То есть?

– Присказка такая есть. У меня такая же ассоциация с фильмом Сталкер появилась.

-А-а…

Пока Порез говорил со мной, он отвлёкся и прошёл под внушительным водопадиком, отчего набрал воды за шиворот.

– Ой, бли-и-ин! – тихо воскликнул напарник,- как противно-то!

– Нормально, Порезыч, зато помоемся чутка и одежду постираем.

– Нет, такие процедуры лучше отложить на летний период, – возразил товарищ, вытирая рукавом намокшую шею.

Наконец мы достигли крыши. Уже привычным порядком выбрались наружу и принялись разглядывать открывшуюся панораму. Вид мёртвого города просто завораживал. Он не вызывал восторга или восхищения. Нет, он поразил меня своей абсурдностью. Той абсурдностью, что будоражила мой ум с того момента, как я узнал о ЧЗО.

Прямо передо мной лежала центральная площадь и дворец культуры «Энергетик»,

чуть правее гостиница «Полесье»,

слева вдалеке возвышалась шестнадцатиэтажное здание, увенчанное гербом СССР.

За зданиями переднего плана просматривались пяти-, семи- и прочие «этажки». Эти здания образовывали своими крышами почти ровную линию горизонта.

На секунду я попытался представить, как выглядела Припять до аварии 26-ого апреля 1986 года. Не получилось. То ли мешал проклятый мозоль, то ли усталость. Вместо образа населённой Припяти в голову лезли всякие разные мысли:

« Вот, собственно, классическая постапокалиптическая картина. И что в ней привлекательного? Даже я – человек, повёрнутый на заброшках, не получаю удовольствия от её созерцания. О каком вообще удовольствии или романтике может идти речь, когда вокруг сплошная безысходность и обречённость? Теперь, я понимаю всю разницу меду нашим мероприятием и легальными поездками в Зону. Никогда не удастся почувствовать истинную атмосферу этого места, пока тебя ждёт тёплый автобус, который отвезёт тебя в уютную гостиницу, снабжённую благами цивилизации: горячей водой, электричеством, отоплением, запасом пищи, удобным спальным местом… чистой, незаражённой питьевой водой в конце концов. Чем не удобство? Самое настоящее удобство, когда не надо думать о том, где и как добыть воды.

Так что, граждане адепты постапокала, дуйте в ЧЗО своим ходом поправлять систему своих ценностей, а может и психическое здоровье…

А японцам, я категорически сочувствую. Хотя их наши специалисты и предупреждали, что в таких сейсмоопасных районах об атомной энергетике и помышлять не стоит, всё равно жаль людей. Авария на АЭС, землетрясения, да цунами вдобавок… Мда, намучаются они с ликвидацией. И неизвестно у кого в последствие Зона больше будет. Но кое в чём им легче. Опыт ликвидации крупных аварий на АЭС есть – Советский Союз показал, как и что делать. Цену пришлось заплатить высокую… Но, как знать, если бы не подвиг тех пожарников, которые голыми руками носили графитовые стержни, и десятков тысяч ликвидаторов, пришедших после них, не пришлось бы половину СССР и всю Европу расселять и огораживать колючей проволокой?»

– Хэлл, – позвал меня Порез. – Давай-ка поторопимся, а то Юпитер придётся в темноте осматривать.

– Да, конечно. Кстати, не желаешь кристально чистой водички из московского водопровода?

– А есть?

– Ну, дык,- я хлопнул по фляжке, висевший у меня на поясе.

– Давай, давай, – довольно протянул Порез.

Я снял флягу с пояса, передал напарнику. Он в свою очередь свинтил крышку и сделал несколько неторопливых глотков, после чего вернул сосуд.

– Мда, символично получается: вокруг полно воды в виде снега, луж, ручьёв, а для питья идеально пригодна лишь та, что бултыхается во фляге.

– Не так всё плохо, -сказал товарищ, – Если померить снег, который лежит на балконах, смотрящих в противоположную сторону от ЧАЭС, фон не превысит двадцати микрорентген в час. В реке Припять вода чище даже, чем в твоей фляге.

– Хм, интересно. Пошли дальше?

– Погнали.

Чтобы попасть в парк аттракционов, нам предстояло пересечь центральную площадь.

Что мы с успехом и сделали.

Порез сверился с навигатором, оглянулся по сторонам и указал на запад:

– А вон и колесо обозрения.

« О, да. Колесо обозрения – одно из культовых сооружений Припяти. Сейчас проверим байку на счёт нержавеющих кабинок…»

На пятачок перед аттракционом мы выходить не спешили, держались поближе к деревьям и кустам. Не хотелось нам вылезать на открытое пространство и всё тут. В принципе, колесо было и так прекрасно видно.

« Чёрт, а ведь действительно, кабинки, как новые. Как будто только что покрасили… Обалдеть!»

– Ну что, Хэлл? Прокатимся? – с ехидцей спросил напарник.

– Нет, спасибо.

– Боишься?

– Просто не питаю доверия к металлоконструкциям, простоявшим четверть века без обслуживания.

– Да, ладно тебе, – продолжал товарищ, – смотри, кабинки, как новенькие!

Я хлопнул Пореза по плечу и сказал:

– Я раскусил тебя Бабай. Ты завёл меня в ЧЗО, чтобы усадить на чёртово колесо и катать на нём целую вечность.

Порез тихо рассмеялся в ответ, а потом серьёзно добавил:

– Знаешь, сколько про это колесо баек всяких ходит? Большинство – бред полный, но некоторые истории байками вовсе не кажутся… Так, сейчас выходим на Спортивную и топаем до пересечения с улицей Леси Украинки, а там до Юпитера рукой подать.

Мы прошли перекрёсток,

дом быта Юбилейный

Миновали бассейн

– Хэлл, есть желание посмотреть Юбилейный и бассейн изнутри?- осведомился Порез.

– Честно говоря, нет, – ответил я, – Изнутри они ничем не отличаются от заброшек в Москве или в любом другом месте, но снаружи гораздо интереснее. Тем более что у нас всё равно не хватит ресурса аккумулятора, чтобы всё сфотографировать.

– Есть такое дело, – согласился товарищ, – Блин, вроде всё взяли, а с фотоаппаратом такая оказия вышла…

– Надо было на батарейках брать.

– Надо, но кто ж знал, что на холоде аккумулятор так садится начнёт? Ладно, фигня. Фотографии есть, видео тоже нормально наснимали, на должно Ч-2 хватить.

Дойдя до конца Спортивной мы остановились.

– Хэлл, сейчас слева будет место, где можно встретить рабочих, поэтому дорогу надо перейти как можно шустрее.

– Сколько отсюда до лаборатории?

Порез сверился с навигатором.

– Метров сто, сто пятьдесят. Да вон оно, – Порез указал на небольшое здание, видневшееся из-за подлеска.

– Шустрить не нужно. Наоборот, следует идти помедленнее – сказал я.

– Это почему же? – с недоверием в голосе спросил Порез.

– Смотри, сегодня выходной. Так?

– Так,- согласно кивнул напарник.

– График работы у сотрудников лаборатории, скорее всего пять через два. Следовательно, никого там сейчас нет.

– Логично…

– Почему ты считаешь, что лаба рабочая? – поинтересовался я.

– Народ пишет, будто рабочая. Всё равно есть смысл перестраховаться.

– Верно. В общем, наиболее вероятное направление, откуда стоит ждать палева – это дорога со стороны КПП. В предзакатных сумерках нас оттуда никак не разглядеть, но можно обнаружить по движению.

– Ладно, сделаем по-твоему.

И мы, не спеша, стали переходить дорогу.

По правде говоря, я не столько боялся внимания охранника с КПП, сколько жалел свой мизинец, который уже буквально жгло от боли. Открытый участок, который предстояло преодолеть, был не так уж мал и если бы мы побежали, мозоль мог лопнуть, и неизвестно какая проблема пришла б за этим неприятным происшествием.

Шестнадцатиэтажка проводила угрюмым взглядом чёрных провалов окон двух сталкеров, и вновь погрузилась в полудрёму, ожидая наступления ночи.

К тому времени, когда мы подошли к проходной завода, почти стемнело и фотоаппарат-мыльница отказывался нормально фокусироваться.

На территории завода лежало ещё немало снега, и на нём хорошо просматривался след собаки и человека.

По-видимому, охранник иногда патрулировал заводскую территорию.

В производственных цехах вовсю шумела талая вода.

Где-то она падала капля за каплей, а где-то лилась словно из-под крана. Отчего грохот стоял такой, что нам пришлось изъясняться жестами. Вдоволь побродив по производственным помещениям отправились в административный комплекс. Там нам посчастливилось найти монтерскую комнатушку, дверь в которую была обклеена такими весёлостями.

До полного наступления темноты оставались считанные минуты, поэтому мы решили подняться на самую верхнюю точку и сделать пару снимков.

Наиболее удобным местом являлась крыша центрального корпуса административного комплекса.

Однако, всё что удалось снять это внутренний двор

и размытый вид на Припять и ЧАЭС

Настала пора возвращаться в квартиру. Дорога обратно заняла гораздо меньше времени.

Когда мы уже подходили к «нашему» дому, Порез предложил:

– Хэлл, давай рисковать с водой не будем и наберём её из Припяти.

– Опасаешься, что снежка радиоактивного употребим? – уточнил я.

– Точно.

– Где гарантия, что вода в Припяти не фонит?

-Припять – это река, та вода, что могла облучиться от только что (в 1986 году) выпавших частиц давно убежала дальше, а нынешняя просто не способна облучиться от столь малого фона – один микрозиверт в час. Главное брать без взвеси, потом фильтровать или кипятить , чтобы точно получить обычную отфильтрованную (на 98 % от бактерий как обещал фильтр) речную воду. Так что «урон» от жажды гораздо реальнее, чем возможность схватить дозу таким образом.

Прихватив с собой котелок и пустые бутылки, мы отправились к речному вокзалу, располагавшемуся на берегу Яновского затона, возле кафе «Припять».

На подходе к кафе Порез остановился и указал на едва маленькую белеющую табличку с надписью «PRIPYAT.COM» на фасаде:

– Некий нетрадиционно-ориентированный, мягко говоря, сайт ввел явную монополию на легальные поездки в Припять, и теперь на кладбище человеческих надежд нагло висит реклама ресурса. Так что хочешь пройтись за ручку с «профессионалами» – приезжай, тебе расскажут кучу баек о «найденном близ Чернобыля-2 истекающем кровью сталкере, который умирал от радиации; о местных охотниках на волков, которых каждый год нанимают, чтобы отстрелять сотни кровожадных голодных зверюг». Приезжай, послушай сказки и топай в теплую гостиницу. Ладно, что-то я отвлекся …

Лёд к тому времени подтаял настолько, что его можно было пробить осколком металлической трубы безо всяких проблем, что мы и сделали. Прежде чем зачерпнуть воды, на всякий случай, положили дозиметр на лёд и произвели замер. Результат оказался нормальным: 0,12 микрозивертов в час

И мы стали заполнять всю имеющуюся посуду.

В квартиру буквально ввалились, сказывалась усталость и боль в натёртых ногах. Добрались до лежбища, плюхнулись на спальники и стащили обувь. Тут же о себе дал знать мозоль на мизинце.

– Так, Хэлл, нам надо сейчас водичку прокипятить, поужинать и ложиться спать. Завтра встанем засветло.

– Ага, сейчас только ноги чуть отойдут.

– Кстати, есть желание помыться?

Я с недоверием посмотрел на товарища.

– Я не шучу, – продолжил Порез, – Воды и мыла нет, но у меня есть знакомое тебе средство.

С этими словами он извлёк из рюкзака пачку влажных салфеток.

– Их здесь всё равно целая сотня, потенциальная тёща подогнала.

– Давай попробуем, – согласился я.

Разойдясь в разные углы, мы принялись снимать с себя одежду и развешивать её во все доступные места: оставшиеся крючки, гвозди, торчавшие из стены, дверцы стенных шкафов. Когда мы остались, в чём мать родила, настало время гигиены. Каждый взял из пачки по десятку салфеток и начал ими растираться. Получалось, мягко говоря, не очень – наши действия скорее напоминали оргию гомосексуалистов-невротиков, нежели чинную сталкерскую помывку.

Смешно, не правда ли? Я и сам с улыбкой вспоминаю тот эпизод. Но тогда было вовсе не до смеха. Чтобы лучше понять, каково это – мыться в заброшенном городе в марте месяце, проделайте следующие манипуляции: доведите окружающую температуру до -4 градусов по Цельсию, разденьтесь догола, погасите свет, так чтобы не было видно абсолютно ничего. Ах, да.. не забудьте предварительно натереть здоровенные мозоли. Теперь начинайте растираться влажными салфетками… Как впечатления? То-то и оно.

Я стоял на своём спальнике, одной рукой схватившись за оконную раму, ибо ноги держали не так хорошо, как хотелось бы, а другой возюкал пучок салфеток по телу. Телом овладела дрожь от холода. Это были не единичные содрогания, а постоянные судороги мышщ, иногда я даже клацал зубами. Ещё веселей становилось, когда проводил салфеткам по какому-нибудь участку кожи, и он становился влажным, отчего делалось ещё холоднее.

Несмотря на то, что окна в квартире были целы, а дверь закрывалась весьма плотно, время от времени в комнату врывались сквозняки. Каждый визит холодного ветра в нашу временную обитель сопровождался тихими, но эмоциональными восклицаниями с нашей стороны.

Я и Порез почти одновременно закончили «водные» процедуры, одели чистое нижнее бельё и как можно скорее залезли в спальные мешки.

– Ох, ё-ё-ё, -простонал товарищ, – Зар-р-р-раза, как же тепло.

– Да, а ещё свежо.

– Понравилось?

– А как же, – ответил я, – ощущения, не те, что после бани, но довольно приятные. Кожа аж прямо дышит.

– Дезактивация,- хмыкнул Порез.

– Нормально, зато нам в ближайшие сутки никакой фурункулёз не страшен.

– Ой, Хэлл, сплюнь, – поморщился Порез.

– Доводилось испытать на себе?

– Слава Богу, нет. Видел у знакомого.

– Я тоже у знакомого видел, жуткая штука, и вдобавок болезненная. Потому столько нижнего белья с собой взял.

Порез немного помолчал, потом спросил:

– Ну что, давай воду кипятить?

Я содрогнулся при мысли, что опять придётся вылезать на холод, но ответил:

– Давай. Сейчас, подштаники и тельник одену.

Тонкие треники и такая же тонкая тельняшка не могли в полной мере помочь согреться, но всё-таки с ними стало теплее, и меня уже не трясло от холода.

Я установил горелку и зажёг её.

– Порез, давай нашу «фонящую» воду.

– Ага, – отозвался напарник и подал мне котелок с водой.

В отличие от снега, который приходилось сначала растопить и в дальнейшем три-четыре раза подкладывать, вода вскипела за три минуты. Я убрал котелок в сторону и стал разогревать ужин. После еды мы разлили остывшую воду из котелка в бутылки, закинули в спальные мешки сразу по две грелки и улеглись спать.

Заснул я быстро, но где-то в средине ночи проснулся от холода. Оказалось, во сне я расстегнул молнию спальника и откинул верхнюю часть. Видимо, жар от двух грелок вынудил меня это сделать. Я пошарил рукой внутри спального мешка и обнаружил, что оба «теплоида» съехали в район коленей. Переместив один из них под поясницу, а второй положив под ступни, я собрался снова погрузиться в сон.

Однако, всё оказалось не так просто. Я перестал чувствовать себя в безопасности. Это не было страхом темноты, или каким-либо другим страхом вообще. Мне слышались всевозможные шорохи, стуки и поскрипывания, которые были вызваны течением воды, осыпанием старой штукатурки, порывами ветра и ещё черт знает чем. Некоторое время я слышал звуки со стороны лестницы, напоминавшие шаги. При том, «шаги» явно приближались.

« Такое впечатление, будто призрак хозяина квартиры решил заглянуть в своё бывшее жилище и проверить: всё ли в порядке. Ага, как же – в порядке… Разлеглись тут два каких-то бомжа…»

Вдруг, старое и разломанное фортепиано в соседней комнате подало свой голос. Я тут же, прекратив всякие размышления, выхватил нож из ножен и принял сидячее положение.

«Это чего такое?!»

Не знаю, сколько я так просидел… Минуту, две, десять…. Я был готов успокоиться, как что-то вцепилось мне в волосы и схватило за шею сзади. Я одновременно: двинул локтем назад в надежде поразить невидимого агрессора, и развернулся на сто восемьдесят градусов, встав на левое колено и выставив нож перед собой. И… никого не увидел.

« Великолепно, мордобой с приведением скрасит мне ночь!»

Что-то упало на мой спальник, благодаря лунному свету мне не понадобилось включать фонарь, чтобы рассмотреть неизвестный объект.

« Штукатурка… Тьфу, зараза!»

Да, это оказался всего лишь кусок штукатурки, отвалившийся от стены. Такой же кусок упал на уцелевшие струны форте-пиано, и спикировал мне на голову. Отряхнув спальник и волосы на голове, я твёрдо решил игнорировать все последующие проявления «аномальной» активности. Всё-таки завтра предстоял долгий переход до Ч-2.

ЧЗО. Припять. 14 марта 2011 года,4:20.

Будильник подал сигнал к подъёму в 4:20 и мы, не теряя ни минуты, приступили к сборам.

По правде говоря, на днёвке мы не сильно заботились о порядке в помещении. Не то, чтобы снаряга валялась по разным углам, просто выкладывали из рюкзаков всё, что могло понадобится, в одну большую кучу. Когда приходила пора выдвигаться дальше, паковали обратно. Трудность заключалась в следующем: в рюкзаке элементы снаряжения должны аккуратно лежать на своих местах, иначе что-нибудь помнётся, начнёт звенеть или брякать, также необходимо помнить о правильном распределении нагрузки на спину, и прежде, чем в общей куче найти какую-либо вещь, дабы уложить её в надлежащем порядке, требовалось время.

Однако не стоит спешить корить нас за безалаберность. Такое поведение диктовала ситуация. По прибытии на новое место ни у кого не появлялось желания заниматься методичным извлечением содержимого рюкзаков, куда разумней было отдохнуть лишних десять минут. К тому же, попробуйте-ка разложить вещи в порядке в комнате, где с трудом можно найти подходящее место для установки газовой горелки. Кстати, со спальными местами особых проблем не возникало – обрывки обоев, смесь отвалившейся краски и штукатурки служили своеобразным матрасом. Учитывая то, что сборы производились в темноте, гораздо удобней было сидеть на одном месте, доставать предметы из одной кучи и помещать их в рюкзак. Таким образом, за весь рейд мы ничего не «посеяли».

К 4:40 покинули нашу девятиэтажку и отправились в сторону завода Юпитер.

– Ах, чёрт, – ругнулся Порез, – опять со временем неувязочка.

Я прекрасно понял, о чём говорил напарник. По всем прикидкам, через десять –пятнадцать минут должно было стать настолько светло, что обнаружить нас на расстоянии двухсот-трёхсот метров стало б плёвым делом.

– Придётся поднажать, – сказал я.

– Мозоли-то в кровь не собьёшь?- поинтересовался товарищ.

– Нет, я целую катушку пластыря извёл: одну половину на левую, вторую – на правую.

– Хорошо, тогда рванули.

Переходить на бег мы не собирались, только ускорили шаг, продолжая соблюдать осторожность. За ночь лужи вновь покрылись ледяной коркой, которая очень звонко хрустела под ногами. В предрассветной тишине, подобный хруст можно легко расслышать на другом конце такого города, как Припять.

В этот раз решили «похамить» и вместо петляний по дворам, бодро прошагали по улице Курчатова. Бросить прощальный взгляд на Припять особо не вышло – я постоянно смотрел под ноги, чтобы не ступить в лужу, бросал взгляды по сторонам и назад. Какие уж тут сантименты!

Вот за деревьями скрылось последнее здание, и повторился давешний забег: автомобильная дорога, подлесок, буераки, «железка», кустарник.

Когда мы вынырнули на очередную асфальтированную дорогу, Порез показал мне на дисплей навигатора и пояснил:

– Смотри, Хэлл, нам сейчас надо так и сюда. Вот тут будет поворот на Чистогаловку, как до него доберёмся, можем снизить темп. В Чистогаловке сделаем привал на часок и пойдём к Ч-2.

– Ясно.

До заветного поворота оставалось всего ничего, как, вдруг, вдалеке послышался шум приближающейся машины.

– Твою ж мать, чутка подождать прям не могут! – возмутился Порез и нырнул в ближайшие кусты.

Я с секундной задержкой повторил его манёвр. Скинул рюкзак и затолкнул его под молодую сосенку, чтобы меньше отсвечивал, а сам уткнулся лицом в землю и замер.

Через полминуты мимо нас пронеслась машина.

Оставшийся отрезок пути мы, не сговариваясь, преодолели лёгкой трусцой и свернули на нужную отворотку.

– Ну, что Хэлл, – произнёс товарищ, – давай покурим минут пять?

– Давай, я заодно свитер сниму, иначе запарюсь в нём, – ответил я.

– Только место надо почище найти, мы в Рыжике всё-таки.

– Ща… – я достал дозиметр и проверил его показания. – Полтора микрозиверта в час.

– Нормально, на обочине не больше пятёрки.

Мы сошли на обочину и немного углубились в лес.

Переодевание в примерочной кабинке и переодевание в Рыжем лесу имеют некоторые сходства. Первое – много крючков: в кабинке они предусмотрены изначально, в Рыжике ими служили обломанные веточки сосен. Второе – приходиться смотреть, куда и как вешаешь одежду: если уроните одежду на пол или на землю, ни в первом, ни во втором случае здоровья не прибавится. Третье – ни в кабинке, ни в Рыжем лесу задерживаться категорически не хочется.

Дозиметр я положил на землю, дабы была возможность проверить его показания в любой момент. Убрав свитер в рюкзак, и одевшись, я подобрал прибор и посмотрел на экран.

– Порезыч, предлагаю валить отсюда.

– Чего так?

– Пятнадцать показывает.

Напарник недовольно покачал головой, встал, надел рюкзак и сказал:

– Ничего, в Чистогаловке уже практически чисто. Единичка – максимум.

Мы шли по дороге, а вокруг раскинулся Рыжий лес. Всюду виднелись холмы и холмики, неглубокие траншеи, ямы, знаки радиоактивной опасности.

Один раз нам встретилась застывшая куча бетона, сваленная на обочине.

– Кто-то из ликвидаторов до ЧАЭС не довёз, – задумчиво проговорил мой товарищ.

– Наверное, поломка случилась, – предположил я.

– Не факт, может сам скинул. Количество выездов было лимитировано, вот и задумал хлопчик уменьшить получаемую дозу…

Забор, состоявший из покосившихся столбов с остатками колючей проволоки отмечал границу Рыжика, которые мы вскоре пересекли.

Пройдя с километр, увидели в стороне монумент, посвящённый неизвестным солдатам, павшим в этих краях во время Великой Отечественной Войны.

Приятно удивили возложенные кем-то искусственные цветы. Судя по состоянию, принесли их не так давно.

– О, Хэлл, гляди, тут земляки твои похоронены, – показал Порез на табличку.

– Ну, не совсем земляки, родился я всё же в другом регионе. Но в какой-то степени ты прав. Может оставить что-нибудь?

– Что хочешь оставить?

– Не знаю… Пачку галет, например.

– Не стоит. Во-первых, парни вряд ли обидятся, если ничего не оставим на их могиле, так как понимают в каком мы положении. Во-вторых, не дай Бог кто-нибудь заметит наше подношение. Пачка галет, банка тушняка или что-нибудь ещё дадут понять, кто здесь проходил. И не нужно быть гением, чтобы сообразить куда мы путь держим. Вероятность, конечно, маленькая, но лучше не рисковать.

– Что ж, разумно, – согласился я.

– Тэк-с, вон и домик. Пошли, посмотрим, может он подойдёт для привала.

На подходе к дому я приметил старых знакомых – растений-паразитов.

Несколько росли достаточно низко, и я смог сбить один из них на землю.

Паразит имел жёлто-зелёный цвет. Его ветки напоминали суставчатые конечности насекомого, при том, в этих «суставах» они легко ломались. Но переломить «фалангу» оказалось не так просто, она была жёсткой и упругой. Листья также обладали этими свойствами. Кое-где виднелись белые водянистые ягоды. Употреблять их в пищу мы, разумеется, не рискнули.

Добравшись до небольшого дома, зашли внутрь, и наткнулись на следы чьего-то привала.

– Как думаешь, коллеги по цеху оставили? – спросил я Пореза.

– Может быть, может быть… – отозвался напарник, – Смущают стеклянные банки, по-видимому, из-под тушняка и кострище.

– Ну, при желании в ЧЗО можно и мороженое приволочь. А вот кострище действительно выглядит неуместным. Палевно , вдобавок: жечь дрова, собранные вблизи Рыжего леса – себе дороже.

– Про второе могли не знать, – возразил Порез. – Но с первым полностью согласен.

– Короче, давай привалимся. Не так уж важно, кто здесь был до нас.

– Точно.

Товарищ покопался в рюкзаке и спросил:

– Хэлл, у тебя что из хавчика осталось?

Я мысленно пересчитал все свои съестные припасы и ответил:

– Банка перловки, три пачки галет, четыре повидла, и мелочёвка типа сахара и чая.

– Паштет есть?

– Это который печеночный?

Порез кивнул.

– Я с собой не брал. Крышки с «ключом» не внушают мне доверия.

– Напрасно, но ничего, у меня их с собой четыре баночки. Предлагаю сегодня днём обойтись паштетом и галетами. Каши лучше оставим на ночь, – изложил свою мысль напарник.

Мне было всё равно, и я согласился.

Галеты или хлебцы из индивидуальных рационов питания ( ИРП ), в народе прозванные сухпайками, имеют противное свойство – после них пить хочется. Собственно, так оно и задумывалось: солдат, обязан так или иначе потребить суточную норму воды, равную двум с половиной – трём литрам. И дабы он не забыл это сделать, в рацион вложены хлебцы, которые не только помогают насытиться и способствуют усвоению тушёнки и каш с мясом, но требуют поглощения определённого количества воды. Пакость заключается в том, что жажда появляется лишь спустя некоторое время, и у всех по-разному: у кого-то сразу, у кого по прошествии часа, ко мне же она пришла ночью…

А пока мы сидели, уминали за обе щеки галеты сдобренные паштетом и рассказывали друг другу разные смешные истории из жизни.

Отобедав, надели рюкзаки и продолжили путь. Отойдя немного от деревни, мы приметили одну весьма важную вещь – маленькое озеро.

Сейчас мы не имели проблем с водой, но летом такой водоём окажет хорошую услугу.

Когда проходили мимо озерца, я присмотрелся и увидел на льду лунки, какие проделывают рыбаки на зимней рыбалке. А после заметил цепочку следов, спускающуюся с откоса в сторону лунок.

« Вот те раз… И тут находятся любители подлёдного лова»

Порез остановился и сверился с навигатором.

– Отлично, сейчас пройдём по лесу, выйдем на открытую местность. Там уже навиг не понадобится, Ч-2 и так будет видно, – сказал он.

Марш по лесу получился не таким лёгким, как ожидалось. По сути, вместо леса пришлось продираться сквозь бурелом.

По началу, старались обойти или перелезть через поваленные деревья, но быстро поняли, что таким макаром долго будем идти. Поэтому мы избрали более рискованный, но и более эффективный вариант.

Деревья лежали настолько близко, что без особо труда удавалось переходить с одного на другое. Прежде чем ступить на тот или иной ствол, проверяли насколько он хорошо лежит.

Бывало так, что сосна диаметров в полметра и высотой, точнее уже длиной, до двадцати метров опиралась на хиленькие сучки, и при малейшей дополнительной нагрузке переворачивалась на бок, грозя подмять под себя наши драгоценные тушки.

Кора на стволах стала трухлявой и скользкой от времени и влаги, отчего так и норовила предательски выскочить из-под ноги. Падение с метровой высоты обычно грозит ушибами и лёгким испугом. В нашем случае оно могло закончиться гораздо хуже, ибо нас поджидали обломанные и одновременно острые сучья деревьев, лежавших внизу.

Всё же мы успешно миновали бурелом и вышли на открытую местность.

Вдалеке маячили антенны Ч-2. На самом деле Ч-2, то есть Чернобыль 2 – это военный городок, построенный для обслуживающего персонала. Сам же объект назывался ЗГРЛС «Дуга». Просто для краткости я привык называть её Ч-2.

– Во-о-о, – довольно протянул напарник, – теперь не собьёмся.

– Да уж…

Я ожидал увидеть нечто в этом роде, но всё равно был поражён размерами комплекса. Малая и большая антенны чем-то напоминали декорации из фантастического фильма и казались нереальными.

– Хэлл, приготовь фотик, тут часто зверьё встречается, – сказал товарищ.

– Хорошо. А что за зверьё? – поинтересовался я.

– Да, всякое: кабаны, косули, лошади Пржевальского.

– Кабаны говоришь…

– Не парься, они здесь шуганные,- уверил меня Порез.

Я огляделся вокруг.

«Мда… сосенки-то низковаты, но при желании от кабанчика на них схорониться можно»

– Порезыч, а над ЧЗО вертушки пожарных или милиции летают?

Напарник остановился и, немного подумав, сказал:

– Блин, а ведь точно. Менты вряд ли летать станут, но для пожарников сейчас самая работа. Давай-ка ближе к деревьям держаться.

Внезапно раздалось чьё-то фырканье.

– Порез, стой! – громко шепнул я.

– Ага, слышу, – откликнулся он.

Я заметил справа какое-то движение, присмотрелся…

– Тьфу, ё-моё! Это ж лошади Пржевальского, – с облегчение выдохнул я.

Три лошади рыже-песчаного цвета стояли от нас примерно в полуста метрах. В холке они достигали примерно полутора метров.

– Они самые, только чего хотят?

– Скорее всего, хотят, чтобы мы покинули их территорию.

– Ну, это нетрудно. Мы вовсе и не собирались задерживаться, – произнёс Порез, будто обращаясь к лошадям.

Мы продолжили путь, однако животные никуда не ушли. Они бежали параллельным курсом, сохраняя между нами дистанцию. Одна из них периодически останавливалась, громко фыркала, и ударяла копытом о землю.

Мне удалось подробнее рассмотреть эту троицу, и заодно место, по которому мы шли. На основе данных наблюдений появились кое-какие соображения, которыми я не замедлил поделиться с товарищем:

– Порез, я не зоолог, и в поведении животных смыслю мало, но похоже, что это семья: самый мелкий – это жеребёнок; лошадь, рядом с которой он постоянно отирается – самка, то бишь его мать; ну, а тот красавец, что фыркает на нас и роет копытом землю – самец, защищающий своё семейство. Теперь обрати внимание на траву – она ощипана. Следовательно, у них здесь пастбище.

– Ясно. Главное, чтобы их батя на нас не кинулся.

– Не думаю, что он это сделает. Но даже если и произойдёт что-нибудь такое, мы сможем отсидеться на сосне.

Спустя пять минут я осознал, насколько сильно заблуждался в возможностях низкорослого коня, когда увидел сосну, выстой около четырёх метров, переломленную пополам, и рядом с ней кучу следов от копыт.

Мы переглянулись, посмотрели в сторону лихих скакунов ЧЗО, которые продолжали нас сопровождать, и ускорили шаг.

Когда возмущенное фырканье перестало доноситься до нас, я обнаружил новую потенциальную опасность.

«Та-а-ак, чей это круп там виднеется? Здоровый»

– Порез, дай, пожалуйста, свой бинокль, – попросил я.

– Держи, – напарник передал мне оптику. – Что случилось?

– Видишь, впереди чей-то зад виднеется?

– Мда… что-то такое вижу… Косуля?

– Ща посмотрим…

Неизвестная зверюга обмахнула себя коротким хвостом и у меня отлегло от сердца.

« Фух! Не медведь… Тогда кто же?»

Обладатель хвоста повернул ко мне рыло с выступающими клыками, и я понял, что радовался рано. Но, почуяв нас, кабан решил не связываться с двумя странными типами и неспешно удалился.

– Фигня, – махнул рукой Порез, – тут кабаны шуганные.

– Почему это? – удивился я.

– На них сюда охотиться ездят, сам знаешь кто. Вот запугали хрюшек. Видал, какой здоровый секач был?

– Да… я его, сначала за медведя принял.

– Вот-вот… Ладно. Хэлл, скоро войдём в лес, сделаем привал на часок, поедим, накипятим воды и двинем на Ч-2. Через кроны деревьев антенн видно не будет, но от кромки леса до объекта идти всего ничего, поэтому будем ориентироваться по компасу.

– Понял, – сказал я и переложил компас из отделения в рюкзаке в карман камуфляжа.

Дабы не отягощать себя на время осмотра Ч-2, мы скинули рюкзаки возле дерева-мутанта,

замаскировали их и приблизились к объекту.

– Хэлл, – позвал меня напарник, – смотри в оба. РЛС демонтируют и есть риск напороться на рабочих.

– Понял.

Чем ближе мы подходили к антеннам, тем отчётливее я слышал всяческие звуки: лязг, скрип, шуршание и гул. Сначала даже я подумал, будто эти звуки производят те самые монтёры, разбирающие установку. Но на деле вся какофония, издаваемая ЗГРЛС, являлась результатом шалостей ветра. Он трепал металлические тросы, раскачивал наполовину отвалившиеся элементы и завывал в трубах.

Стоя, возле этого металлического монстра я любовался его величием.

« Мда-а-а, вот это размах… Сколько трудов и ресурсов вложено? Сколько электроэнергии такая штука потребляла? Недаром её возле ЧАЭС возвели. Жаль, что этот исполин толком не успел поработать – всего лишь год, хотя строился на века… И до сих пор стоит практически целым! Но долго ли ему осталось стоять?»

Я перевёл взгляд на кучу мелких деталей антенны, «аккуратно» сложенных рабочими, разбиравшими Дугу,

множество, которых продолжало пока висеть на своих законных местах.

« Всё правильно. Первым идёт драгметалл, затем цветной, ну а чермет пилят под занавес »

Со стороны Ч-2 послышались чьи-то голоса. Скорее всего, они принадлежали рабочим, занятым распилом стального гиганта. Посему мы оперативно покинули объект.

Мы подошли к временному схрону и извлекли рюкзаки на свет божий. Порез достал навигатор, сверился с картой и произнёс:

– Что ж, Хэлл. Это был последний объект в этом рейде. Теперь осталось покинуть Зону.

– Сколько идти до места выброски?

– Смотря, где будем выбрасываться.

– По хорошему, следует выйти в другом месте, но…

– Лень,- закончил за меня фразу Порез.

– Совершенно верно. Тем более, таксист знает дорогу до Ласкино. Если же попытаемся уехать из другого приграничного населённого пункта, можем проторчать полдня, пока он его найдёт.

– Согласен. Значит, гляди сюда, – сказал Порез и повернул ко мне дисплей навигатора. – Пойдём так, так и вот так. Дальше пройдём через Лужино, потом вот здесь и окажемся в Сапогово.

– Какой километраж получается?

– Сейчас… Сорок с копейками.

– Хм, нормально. Как считаешь, сумеем отмахать за остаток дня и ночь?

– Не знаю, – покачал головой напарник. – В Припять-то мы шли свеженькие, без мозолей. Посмотрим, по обстановке.

Мозоли действительно стали серьёзной проблемой, хотя наши ноги и были похожи на забинтованные конечности мумии.

Неожиданно в небе раздался гром. Мы непонимающе переглянулись и устремили взоры в небо.

С востока ползла огромная тёмная туча, даже не туча, а целый грозовой фронт.

– Кажется, дождь собирается, – процитировал я фразу из бессмертного мультика.

– Типа того… – отозвался напарник. – Ничего так погодка меняется, да? Только сегодня ночью мёрзли при «минусе», и на тебе – дождь.

– Признаться, не горю желанием попасть под ливень под конец рейда. Порезыч, в Лужино дома целые есть?

– Должны быть.

– Далеко до него? До того, как ливанёт успеем?

– Не знаю, Хэлл. Давай лучше вместо разговоров пойдём побыстрее.

До деревни добрались лишь тогда, когда стало смеркаться. К тому моменту оба сильно устали, жутко болели ступни. Причиной этих болей были натоптыши, возникающие от длительного марша по твёрдому покрытию.

Безо всяких церемоний направились к первому же попавшемуся дому.

Вошли внутрь, приступили к исследованию комнат на возможность обустройства спальных мест и обнаружили две старых, но по прежнему прочных панцирных кровати.

«Кровать…Чёрт возьми, настоящая кровать! Вот уж не думал, что так повезёт…»

Да, в тот момент, я воспринимал наличие кровати, как большую удачу. Наскоро поев, мы расстелили спальные мешки на койках и улеглись спать, выставив будильники так, чтобы проснуться и встать через час.

Проснуться удалось, встать – нет. Мы чувствовали себя настолько разбитыми, что по обоюдному согласию решили поспать ещё часок.

Наконец настало время подъёма. Это был один из самых тяжёлых подъёмов за прошедший год. Голова гудела, будто с дикого похмелья, ноги одеревенели, во рту было сухо, как в пустыне. Кое-как собравшись, мы вдвинулись в Сапогово.

Тот ночной переход я помню не очень хорошо. Хотелось спать, мучила жажда из-за съеденных галет. Точнее, то чувство не являлось жаждой в полном смысле, меня «бил сушняк». Выпив два литра воды в течение часа, я снова хотел пить. Натоптанные ступни доставляли уже больше проблем, чем мозоли.

Когда впереди замаячили знакомые силуэты домов, радости моей не было предела.

«Сапогово! Отлично! Ещё сотня метров и можно отрубиться минут, эдак, на шестьсот…»

Расположились на днёвку в том же доме, что и в прошлый раз. Ещё бы! Ведь там осталась наша «нычка». Последнее, что я запомнил, как подпирал дверь оконной рамой…

ЧЗО. Деревня Сапогово. 15 марта 2011 года, полдень.

Утро в Сапогово началось также, как и двенадцатого марта – под грохот и лязг проезжавших мимо машин.

Ноги перестали болеть, и я решил заняться мозолями. Я осмотрел левую ногу: гигантский пузырь на месте, сдуваться даже не думал, потом правую…

«Стоп! Ну-ка, ну-ка… Чесать твой веник! Здравствуй, брат-близнец!»

На мизинце правой ноги горделиво возвышался мозоль точь-в-точь похожий на своего «коллегу» с левой.

« Как же так? Ведь я хорошо заклеил все места, где хоть немного натирало. Везде нормально, а на мизинце появился… Да и фиг с ним! Всё равно скоро домой, там ими и займусь. Кстати, сушь во рту никуда не делась, надо что-то думать с водой»

Я доковылял до окна и выглянул наружу.

« Ах, ты ж! Снег почти весь растаял!»

Порез уже проснулся, совершил утренний моцион и что-то искал в рюкзаке. Я окликнул товарища:

– Порезыч, до реки отсюда далеко?

Товарищ задумался на пару секунд и ответил:

– Метров двести.

– Прилично… учитывая наше состояние и то, что на дворе день.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался товарищ.

– Ты выгляни в окошко и всё поймёшь.

Порез последовал моему совету. Увиденное его также ничуть не обрадовало.

– Да-а-а, -протянул он, – придётся за водичкой побегать… Давай одеваться, сейчас потопаем к реке.

– Хорошо. Только я до ветру схожу.

Как любой уважающий себя сталкер я не стал оправляться на объекте без особой в том нужды, а вылез на улицу и удалился в ближайшие заросли. По пути я обратил внимание на некий белый объект, который притулился возле стены полусгнившего сарая.

«Что это там? Опачки, снег!»

Я быстро доковылял до проёма, через который мгновение назад покинул дом, и обратился к напарнику:

– Порез, давай кружку и пакет. Будет вода.

Товарищ с подозрением воззрился на меня:

– Хэлл, ты чего удумал? Радикальные методы добычи воды хороши в пустыне. У нас ситуация попроще, можем и до реки дойти, не развалимся.

Я понял, куда он клонит и рассмеялся.

– Я снег нашёл.

– А-а-а…

Но не всё было так благополучно, как виделось на первый взгляд. Сугроб здорово подтаял, его высота едва достигала десяти сантиметров, а потому весь сор: веточки, кусочки грунта, какие-то семена – всё это попало к нам в котелок.

Выход нашёлся сам собой. Растопив снег и доведя воду до кипения, мы снимали котелок с горелки, давали воде в нём отстояться на протяжении десяти-пятнадцати минут, затем аккуратно разливали примерно половину в кружки и крышку от котелка так, чтобы осевшая взвесь не поднялась снова. Грязную воду не выливали, кидали новую порцию снега в неё и ставили вновь на огонь. Таким образом, снег таял гораздо быстрее.

Решив проблему с водой, мы достали припрятанные продукты. Днёвка прошла в режиме: еда – сон – солнечные ванны. Благо погода стояла ясная и солнце ощутимо грело.

ЧЗО. Деревня Сапогово. 15 марта 2011 года, 21:30.

– Ну, Хэлл, остался финишный рывок. Готов? – спросил Порез и закинул рюкзак за плечи.

Дневной отдых пошёл нам явно на пользу. Ступни, опухшие от движения по твёрдому покрытию, перестали ныть. Глаза не слипались от накатывавших волн сонливости, а в глотке не зудело от жажды.

Я ещё раз попрыгал, поприседал, сделал пару наклонов в стороны, проверяя, нормально ли уложена моя поклажа, и ответил:

– Готов.

Финальный марш выдался, пожалуй, самым трудным и нудным. Нет, машины, иногда проезжавшие по дороге в ночной час, не доставляли неудобств. Мы уже привыкли своевременно обнаруживать их и не спеша, без лишних телодвижений прятаться. Рюкзаки были легки, как никогда. Запаса воды хватило бы ещё на стуки.

Основной и единственной проблемой стал асфальт. Идти по нему становилось просто невыносимо, нижние конечности превратились в негнущиеся ходули, ступни жгло при каждом шаге. После недолгих привалов мы по нескольку минут тратили на то, чтобы расходится.

Кому-то постоянные упоминания о больных ногах могут показаться малодушным нытьём. Но тот, кому хоть раз довелось преодолеть в берцах или кирзовых сапогах около тридцати километров за день, идя по асфальту или твёрдому и ровному грунту, прекрасно поймёт меня.

Спустя три часа Порез остановился и сказал:

– Всё, впереди Караси. Надо сворачивать с дороги.

« Ура…пересечёнка…»

Как назло Луна скрыла своё лицо за тучами, из-за чего движение по пересечённой местности сильно осложнилось. Мы спотыкались о кочки, наступали в ямы, отчего иногда падали. Подойдя к лесу, напарник сверился с навигатором:

– Осталось три километра, и мы выйдем прямо к залазу. Правда, это если идти через лес. Можно выйти к периметру и чесать вдоль него, тогда получится на два километра больше.

Я помнил, что вдоль периметра тянулась укатанная грунтовка, и её покрытие в данном случае ничуть не отличалось от асфальтового, разве что было менее ровным, что сулило очередную пытку для ступней. Но продираться через лес в такую темень было б полным безрассудством, слишком велик риск выколоть глаз или напороться на обломанный сук.

Поэтому скорректировав маршрут, двинули параллельно периметру. Маячить по светлу возле периметра, что с этой, что с той стороны чревато встречей с местным правоохранительными органами.

Ещё пять километров боли и мы добрались до точки выброски. Как и в прошлый раз, раздвинули проволоку, я пролез первым, принял рюкзаки, потом подержал «колючку», пока пролазил мой товарищ.

Перед тем, как отправиться в Ласкино, мы померили дозиметром рюкзаки, одежду и обувь.

– Пятнадцать микрорентген в час, – констатировал я.

– Отлично, – улыбнулся Порез, – теперь фиг докажешь, что мы в ЧЗО были.

– Хм, да уж… Уже светать начинает, пойдём-ка в лес. Оттуда ещё надо инструменты забрать.

Мы медленно брели по полю в сторону небольшого леса, за которым начиналась цивилизация. Позади оставалась Зона. Возможно, у меня должны были появиться какие-нибудь символически-поэтичные фантазии об этом месте, или пафосное прощание, но в моей голове промелькнула одна маленькая мысль. Промелькнула и спряталась в закоулках подсознания до поры, до времени: « Это не последний раз, я ещё вернусь»